Пристальное внимание, которое привлекает к себе сегодня тайная политическая полиция Российской империи, объясняется не только любознательностью исследователя, но в первую очередь необходимостью изучения опыта одного из наиболее эффективных институтов государственного механизма. Достойно сожаления, что великолепные исторические исследования деятельности Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов публикуются ничтожно малыми тиражами, а изучение нормативного регулирования этой деятельности до сих пор еще не стало предметом научного исследования.

Настоящая статья посвящена рассмотрению некоторых аспектов организации важнейшего из методов политического сыска в Российской империи – внутреннего наблюдения за деятельностью политических партий и организаций секретными сотрудниками, и в частности проблем с подбором и использованием этих сотрудников, в том числе на Южном Урале, в Оренбургской и Уфимской губерниях.

Секретными сотрудниками, или агентами внутреннего наблюдения, в охранке назывались “лица, состоящие членами преступных сообществ”1, дающие информацию о своих организациях органам политического сыска за плату, причем плата варьировалась в значительных пределах: от 5 рублей в месяц для незначительных агентов до 500 рублей для крупных партийных деятелей типа Р. Малиновского, Е. Азефа и других2. Таким образом, формально государство содержало и материально стимулировало лиц, совершающих преступления, предусмотренные ст.ст.100-102 Уголовного уложения. Более того, охранка поощряла партийную карьеру своих секретных сотрудников, и даже оказывала помощь в карьерном росте: “Сотрудник, стоящий в “низах” организации, постепенно может быть продвинут выше, путем последовательных арестов более сильных, окружающих его, работников”3

Несмотря на огромный опыт, накопленный офицерами Отдельного корпуса жандармов по вербовке секретных сотрудников, и наличие тщательно разработанных методик, приобретение их представляло одну из самых серьезных проблем.

“Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры” указывает на круг лиц, среди которых офицер, занимающийся розыском, может вербовать себе агентов: “подозревавшиеся или уже привлекавшиеся к политическим делам, слабохарактерные революционеры, разочарованные или обиженные партией, нуждающиеся материально, бежавшие из мест высылки, а также и предназначенные в ссылку”4. Отметим, что среди перечисленных категорий возможных кандидатов в секретные сотрудники даже не упоминаются лица, добровольно желающие послужить делу охранения существующего государственного строя. Более того, даже если таковые появляются, “Инструкция…” требует относиться к ним “с большой осторожностью, проверяя как лицо, дающее сведения, так и самые сведения, дабы избежать умышленного направления ими розыска на ложный путь”5. Такая осторожность имела достаточно веские основания и исходила из практического опыта охранных отделений. Так, в январе 1909г. помощник начальника Оренбургского губернского жандармского управления в Челябинском уезде ротмистр Никитин донес начальнику Пермского районного охранного отделения о том, что, по агентурным сведениям, на станциях Уфа и Златоуст распространяются социал-демократические прокламации в коробках от сардин6. В течение месяца все силы жандармско-полицейских отделений этих станций были брошены на розыск, в результате выяснилось, что “ни в депо, ни в мастерских, ни на станции” Уфа и Златоуст подобные прокламации не появлялись7. На запрос об источнике сведений о появлении прокламаций ротмистр Никитин ответил, что “сведения эти получены от случайного сотрудника, проверить не представилось возможным”8.

Среди секретных сотрудников, тем более поступивших на эту службу добровольно, настоящей редкостью были идейные защитники престола. Так, например, разоблаченная Л. Я. Бурцевым долголетняя сотрудница охранки З. Ф. Гернгросс-Жученко на допросе вполне искренно заявила: “Я служила идее. Помните, что я честный сотрудник Департамента полиции в борьбе с революционерами”. Такую высокую самооценку, как и исключительную редкость подобного явления, подтверждал и один из руководителей охранки А. И. Спиридович: “Образчик самого лучшего, идейного, преданного правительству сотрудника, каких вообще бывало немного”9.

Во многих случаях люди смотрели на работу секретного сотрудника как на способ заработка, причем не гнушались ничем, чтобы этот заработок приобрести. В частности, 12 августа 1912г. младший унтер-офицер 190 пехотного Очаковского полка Г. Н. Храмцов содействовал аресту писца Уфимской уездной управы М. Д. Фетисова, оклеветав его в совершении опасного государственного преступления, а именно заявив, что Фетисов обратился к нему с вопросами: “Как бы это устроить, чтобы солдаты бросили ружья и нельзя ли в войска передать прокламации?” А через 2 дня Храмцов обратился в Уфимское губернское жандармское управление за рекомендацией к жандармам г.Златоуста, куда собирался после увольнения и хотел работать секретным сотрудником10

Вообще же руководство Департамента полиции отнюдь не обольщалось относительно того, какого рода люди обращаются с предложениями сотрудничать в качестве секретных сотрудников. Особенно показателен в этом плане циркуляр Департамента полиции №106540 от 20 сентября 1912г., повествующий об аферисте и мошеннике, казаке Донского войска К. С. Мартынове, который представлялся графом, родственником дома Романовых, собирал деньги с крестьян Сальского округа, занимался незаконным врачеванием и прочими делами. Никаких предложений органам охранки Мартынов не делал, но Департамент полиции, основываясь на прошлом опыте и логически развивая дальнейший путь этого предшественника Остапа Бендера, понимает, что рано или поздно Мартынов придет в охранку, а потому и уведомляет своих офицеров “на случай предложения означенным Мартыновым, как незаслуживающим (так в подлиннике) никакого доверия, своих услуг по розыску”11

Анализ циркуляров Департамента Полиции показывает, что в целом ряде случаев успешная вербовка секретных агентов не оказывала существенного влияния на успех политического сыска, поскольку завербованные секретные сотрудники не оправдали возлагаемых на них надежд. Так, в течение только 1912 года охранка вынуждена была отказаться от услуг более 70 секретных сотрудников “как не заслуживающих доверия”12. Завербованный охранкой ссыльно-поселенец И. К. Фельдман на допросе по поводу даваемой им недостоверной информации показал, “что, находясь без всяких средств к жизни, он дал вымышленные сведения с целью получить за это вознаграждение”13.

Несмотря на перечисленные трудности с приобретением секретных сотрудников, охранные отделения в целом справились с задачей внутреннего освещения деятельности революционных партий и имели достаточно полную информацию не только об уже совершенных, но и о готовящихся преступлениях. Другое дело, что эта информация использовалась в ряде случаев для решения собственных проблем жандармских офицеров. Так, в 1906г. петербургский градоначальник фон-дер Лауниц попытался взять под контроль деятельность начальника охранного отделения Герасимова. Герасимов, получив от Азефа сведения о подготовке покушения на фон-дер Лауница, не только не предпринял никаких мер по пресечению этого преступления, но даже скрыл информацию об его подготовке, в результате чего градоначальник в январе 1907г. был убит14.

Особую страницу истории деятельности секретных сотрудников составляли их взаимоотношения с офицерами Отдельного Корпуса жандармов, курирующими их тайную работу в революционных организациях. Ведь оценка службы этих офицеров непосредственно зависела от наличия и количества завербованных секретных агентов, полноты и достоверности даваемой ими информации, поэтому каждый жандармский офицер прилагал все усилия к приобретению секретных сотрудников, при этом вербовка была основным, но далеко не единственным способом такого приобретения. Практически все вышестоящие начальники охранных отделений, вплоть до руководства Департамента полиции, не только постоянно требовали информации от подчиненных, но и сманивали у них агентов, не гнушаясь никакими методами. Подобная практика не всегда способствовала успехам в решении главной задачи охранки, наоборот, часто наносила существенный вред интересам дела, в связи с чем Департамент полиции в ноябре 1908г. разразился грозным циркуляром, где констатировал “нарекания… местных розыскных органов на “переманивание” приобретенных ими секретных сотрудников обещаниями большего вознаграждения или даже путем угроз арестовать или “провалить” сотрудника, каковые угрозы в нескольких случаях и были приведены в исполнение”15. Жандармы сманивали секретных агентов и из других структур власти – у губернаторов, местной полиции и др. Н.Н.Ансимов в своей статье, посвященной взаимоотношениям жандармов с местными органами власти в начале XX века, сообщает о скандале, сотрясавшем Екатеринбург в течение почти всего 1909г. Скандал был вызван тем, что жандармский ротмистр Ральцевич отобрал у полицмейстера Скорунского секретного сотрудника “Брата”; конфликт пришлось разрешать на уровне Министерства Внутренних дел16.

Вообще противостояние жандармов и местной полиции достигло во время революции 1905-1907гг. и в последующие годы небывалых размеров. Полицейские чины использовали любые возможности, чтобы помешать жандармам в их работе. Директор Департамента полиции даже вынужден был в июне 1907г. обратиться шифротелеграммой к начальнику Московского губернского жандармского управления, отметив в ней, что “усиливающийся террор в отношении должностных и частных лиц требует полного напряжения всех розыскных сил, в чем необходимо единение с общей полицией… наблюдаемая во многих местах рознь прежде всего грозит самим представителям и местной власти”17.

Учитывая такую обстановку, мы не удивимся, узнав, что жандармские офицеры всячески избегали сообщать своему начальству об источниках полученных сведений. Более того, даже на прямые требования сообщить источники информации, например, помощник начальника Уфимского губернского жандармского управления в Златоустовском уезде подполковник Завьялов отделывается такими ответами: “Сведения полученычерез подведомственного агента вахмистра Титова от одного из жителей села Сыростан, …фамилии коего Титов не упомнил”18. Аналогично поступает в подобных случаях и помощник начальника Оренбургского губернского жандармского управления в Челябинском уезде ротмистр Никитин: “Доношу, что сведения получены мной… от случайного сотрудника, от кого именно в настоящее время припомнить не могу”19. Более того, при переводе на новое место службы жандармы в некоторых случаях стремились любой ценой сохранить свою агентуру в личном подчинении, даже если этим наносился прямой ущерб общему делу. Так, уже упоминавшийся здесь подполковник Завьялов в декабре 1909г. при передаче дел и должности ротмистру Хлебородову не только не передал свою агентуру, но даже не ввел в курс дела, чем совершенно ликвидировал политический сыск на территории уезда на некоторое время20. Можно было бы предположить, что офицер, из личных карьерных соображений нанесший политическому сыску удар, вполне сравнимый с отлично подготовленной и проведенной операцией революционной группы, был серьезно наказан. Отнюдь нет! Послужной список Завьялова никаких сведений о взысканиях в этот период не содержит21.Этот случай можно было бы считать единичным, но при изучении системы внутреннего наблюдения за революционными организациями можно встретить и более странные казусы. Весной 1913г. командир Отдельного Корпуса Жандармов генерал-адъютант Джунковский полностью развалил агентурную работу в воинских частях и учебных заведениях, запретив своим подчиненным приобретать там секретных сотрудников, а уже имеющихся – немедленно уволить22 Что же касается текущей деятельности охранки, то ее чины не доверяли сведений о секретных сотрудниках не только своим начальникам, но и подчиненным. Ротмистр Никитин, отбывая в отпуск, попросту сворачивал всю агентурную деятельность в Челябинском уезде, а на запросы начальства с предельной откровенностью докладывал: “Агентурных сведений за июль месяц (1909г.) не было, потому что в это время я находился в отпуску…”23.

В отечественной и зарубежной литературе достаточно устоялось мнение о практически полной информированности охранки во всех аспектах деятельности политических организаций России. Это мнение базируется как на информации, почерпнутой из архивов охранки, так и на мнении выдающихся революционеров, посвятивших свою жизнь разоблачению провокаторов, в том числе В. Л. Бурцева, “окрещенного современной ему иностранной прессой “Шерлоком Холмсом русской революции”24, о достаточно большом количестве секретных сотрудников, достигающем 30% от общего числа партийных функционеров (практических революционеров). Не отвергая полностью этого мнения, автор считает необходимым привести здесь один факт, проливающий свет на качество этих секретных сотрудников, и соответственно на качество и достоверность подаваемой ими информации. В феврале 1910г. офицером аппарата Департамента полиции была проведена инспекция секретной агентуры Московского губернского жандармского управления, которой заведовал ротмистр Щегловский. Оказалось, что для внутреннего освещения деятельности всех революционных партий и организаций имеется всего лишь шесть секретных сотрудников. Более того, после личных встреч и собеседования с ними инспектор сделал вывод о том, что лишь один из этих шести представляет ценность, да и то не как секретный сотрудник, а как вспомогательный агент25.

Необходимо отметить, что секретные сотрудники интересовали руководство Корпуса жандармов лишь до тех пор, пока работали и доставляли информацию. Но время от времени по разным причинам агенты прекращали работу, очень часто не по своей вине, а будучи разоблачены как провокаторы в своих организациях или провалены. С этого момента Департаменту полиции эти люди, оказавшие немалые услуги и, как правило, вовлеченные в политический сыск против их желания, становились неинтересны и могли устраивать свою дальнейшую жизнь как им угодно. Лишь в октябре 1908г. Департамент полиции рекомендовал начальникам “местных розыскных учреждений, пользовавшихся в свое время услугами утративших конспирацию сотрудников”, решать эти проблемы самостоятельно, “установив, на почве взаимных одолжений в этом деле, соглашение с другими розыскными учреждениями, входить с ними непосредственно от себя в сношения, для устройства каждого расконспирированного лица”26.

Но даже действующие и регулярно поставляющие информацию секретные сотрудники не пользовались, за редким исключением, доверием своего жандармского начальства. Сама организация внутренней агентуры в революционных организациях должна была, по мнению руководства Департамента полиции, основываться на возможности проверки информации, полученной от секретных сотрудников, сведениями, поставляемыми другими агентами в этих же организациях, т.е. так называемой “перекрестной агентурой”27. Особенно это касалось вновь принятых сотрудников, которых проверяли еще и с помощью наружного наблюдения28. Именно такой метод позволял быстро выявлять сотрудников, поставляющих недостоверную информацию.

Руководители охранки, пытаясь воспитывать своих секретных сотрудников, “создавать и поддерживать интерес к розыску, как орудию борьбы с вредом революционного движения”29, все же отдавали себе отчет в том, что главным стимулом к их работе является материальная заинтересованность. И поскольку вознаграждение каждого сотрудника “находится в прямой зависимости от ценности даваемых ими агентурных сведений и того положения, которое каждый из них занимает в организации”30, находилось немало сотрудников, умевших различными способами это вознаграждение увеличить, причем без улучшения своей тайной деятельности. Наиболее распространенным способом было устроиться в разные жандармские учреждения. Сохранение в тайне своих сотрудников каждым офицером охранки создавало для этого наиболее благоприятную почву. Например, в 1910г. один и тот же секретный сотрудник работал в Московском губернском жандармском управлении под псевдонимом “Макар” и в Московском охранном отделении под псевдонимом “Дровнин”, получая плату за одни и те же сведения в двух местах31. Показательно, что при обнаружении подобных хитростей взыскания получали офицеры, заведующие розыском, а сотрудники увольнялись из одного учреждения, продолжая работать в другом32.

Не менее распространенным способом повысить оплату своей деятельности была у секретных сотрудников провокация – метод, который охранка в своих нормативных актах запрещает33, но который на практике применяется повсеместно.

В целом задачи внутреннего наблюдения за деятельностью революционеров решались охранкой успешно, пока вся государственная система функционировала стабильно. Но система политического сыска оказалась негибкой, совершенно не способной быстро реагировать на изменения в обстановке. Главные задачи наблюдения решались в центральных органах, туда же официальными и неофициальными средствами стягивались все представляющие ценность агентурные силы. Жандармские офицеры на местах ситуацию знали слабо, несмотря на попытки сохранить информаторов в своем подчинении. При этом оно открыто критиковали вышестоящие органы за насаждение подобной практики. Помощник начальника Оренбургского губернского жандармского управления в Челябинском уезде ротмистр Никитин, получив замечание за недостаточную информированность и непредставление сведений, отвечает: “Район имеет в своем распоряжении более видных партийных представителей в числе сотрудников, чем те, услугами которых приходится мне пользоваться…”34. Окончательно же негибкость охранки проявилась в1908 году, когда революционные выступления в городах были в основном подавлены, и центр революционных действий переместился в сельскую местность, где жандармы вообще не имели сотрудников. Департамент полиции попытался разрешить проблему, рекомендуя начальникам розыскных органов обратиться за помощью к чинам местной полиции, обещая им материальное и другое поощрение35. Результативность этой попытки оказалась крайне низкой, учитывая взаимоотношения приставов, исправников и полицмейстеров, привыкших считать себя хозяевами на своей территории, к жандармам.

Нормативные акты и документы Департамента полиции, охранных отделений и других учреждений Отдельного корпуса жандармов дают возможность нарисовать сводный, обобщенный портрет секретного сотрудника охранки, каким его представляет полицейское руководство. Это профессиональный революционер, занимающий достаточно высокое положение в своей организации, либо в крайнем случае родственник или близкий приятель такого революционера. Главным стимулом к сотрудничеству с охранкой является жадность, ибо полиция хорошо оплачивает сведения, но эта же жадность приводит к полной моральной деградации личности и абсолютной беспринципности, в связи с чем секретный сотрудник не пользуется ни малейшим доверием у своего руководства. Тем не менее сотрудник отчетливо понимает свою необходимость для офицера, руководящего розыском, и всячески использует эту ситуацию для обогащения. Результаты борьбы правительства с революционным движением ему глубоко безразличны. Впереди у секретного сотрудника – перспектива остаться один на один со своими проблемами и без средств к существованию в случае провала, и в любом случае моральное одиночество, да к тому же реальная опасность для жизни при раскрытии его как агента охранки в своей организации.